Вся история существования человеческой цивилизации неразрывно связана с достижениями в области науки, техники и производства, выступающих в качестве драйверов общественного развития и трансформации экономической, политической, социальной и правовой систем государства. Причем это в равной степени соотносимо и к формационному и к цивилизационному подходу типологии развития государства. Любая смена общественно-экономической формации развития общества, переход его на новый уровень цивилизационного развития объективно влекут за собой изменение правовой формализации возникших новых общественных отношений, и, в первую очередь, в части конституционно-правового регулирования.
Диалектика цивилизационного развития государства в конечном итоге привела к возникновению феномена конституционализма. «Сам же феномен конституционализма, начиная с нового времени, претерпевал изменения, модифицировался в государствах, различавшихся своим уровнем социально-экономического и политического развития. Общая динамика на европейском континенте заключалась в постепенном переходе от либерального к демократическому конституционализму, опосредующему деятельность государства с социально ориентированной рыночной экономикой. Так, во второй половине ХХ столетия происходит трансформация либерального конституционного государства в социальное правовое государство или социальное государство всеобщего благоденствия» [1].
Несмотря на то, что эволюция развития большинства развитых государств мира, конституировавших социальный характер своего устройства, доказала утопичность идей кейнсианства, в то же время человечество во многом благодаря им обрело и формализовало на уровне универсальных международных правовых актов систему фундаментальных прав и свобод, а также обязательств государства по созданию условий для их максимальной реализации и защите. Концептуальные положения Всеобщей декларации прав человека 1948 года, Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года, Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 года нашли свое отражение практически во всех конституциях государств, провозгласивших демократический, правовой и социальный характер своего устройства. Именно эти, безусловно, прогрессивные конституционно-правовые положения позволили по новому определить место человека в обществе и принципиально изменить формы и методы его коммуникации с государственными институтами.
Вместе с тем, нарастающая динамика социальных трансформаций общественных отношений, вызванная процессами глобализации, цифровизации, расширяющейся географии использования технологий искусственного интеллекта, вызывают потребность оперативного законодательного реагирования на изменение тенденций развития современного мира, с целью сохранения той конституционно-правовой конструкции, согласно которой человек, его права и свободы, а также гарантии их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства. «Признание человека, его прав и свобод высшей ценностью (ст.2) определяет и основную ценность самой Конституции РФ. Эта высшая ценность является общей для всех субъектов конституционного права, она выполняет интегрирующую функцию, объединяя и направляя усилия всех участников конституционно-правовых отношений к достижению главной цели – созданию таких условий функционирования общества и государства, когда человек, его права и свободы действительно являются единственной «самоцелью» их деятельности и развития» [2, с. 123 – 124].
Бурное развитие современных информационных технологий, пришедшее на смену материальным формам производства, количественно и качественно переформатировало устоявшиеся формы общественного производства, представляющего собой фундамент социально-экономического развития любого государства. Сегодня уже речь идет о формировании цифровой экономики, охватывающей процессы производства, распределения, обмена и потребления материальных благ. Более того, активная интервенция современных информационных технологий в области управления, социальных коммуникаций, политических трансформаций общества (выборы, референдумы, плебисциты, функционирование представительных и исполнительных органов власти, информационное обеспечение осуществление правосудия и т.д.), позволяет вести речь уже и о цифровом обществе как объективной реальности. «Научно-технический прогресс служит основой социального прогресса, изменяет весь облик общественного производства, условие, характер и содержание труда, структуру производительных сил, общественного разделения труда, отраслевую и профессиональную структуру общества, ведет к быстрому росту производительности труда, оказывает воздействие на культуру, психологию людей, взаимоотношения общества с природой» [3].
Не случайно, что ряд ведущих ученых – конституционалистов заявляют о необходимости разработки «цифровой» Конституции, закрепляющей основополагающие права, свободы и обязанности граждан, а также гарантии их реализации в прямом соотнесении с формирующимся тотальным цифровым обществом. «Тотальный цифровой мир – это не дело далекого будущего, это реальность, которая нас уже окружает. Более того, многие процессы в виртуальном мире – экономические, финансовые, социальные – рождаются и развиваются быстрее, чем общество успевает их осознать и тем более урегулировать, создать необходимые правовые рамки для «дикого цифрового капитализма», для защиты прав и свобод виртуальной личности, для обеспечения суверенитета государств в условиях трансграничности цифрового мира» [4].
По мнению В.Д. Зорькина «в этих обстоятельствах прежнее нормативно-правовое регулирование различных сфер социальной жизни нуждается в существенной модернизации. Подобно тому, как правила дорожного движения, рассчитанные на регулирование езды на лошадях, сменились правилами автомобильного движения, правилами авиаперевозок и космических полетов, так и сегодня зарождается новое право - "право второго модерна", регулирующее экономические, политические и социальные отношения в контексте мира цифр, Больших данных, роботов, искусственного интеллекта» [5].
Не вызывает сомнения тот факт, что бурное развитие новых технологий является очередным этапом прогрессивного цивилизационного развития человечества, который качественным образом изменит нашу жизнь во всех без исключения ее сферах: личной, профессиональной, финансовой, духовной, общественной и т.д. Многие исследователи, характеризуя современное состояние общества и ближайшие перспективы его развития, употребляют такие понятия как «цифровая революция», «постиндустриальное общество», экономика шестого технологического уклада». И для этого имеются все предпосылки. «Революционный момент, связанный с «цифровизацией» производства и общественных процессов, выражается в создании глобальных промышленных сетей с использованием искусственного интеллекта (АI), широким распространением интернета вещей (Internetofthings), внедрением киберфизических систем и нейротехнологий с принципиально новым механизмом взаимодействия человека и созданной им машиной (устройством), распространением сервисов автоматической идентификации, сбора и обработки глобальных баз данных (bigdata), облачных сервисов (cloudcomputing), умных устройств и промышленных объектов (smarteverything), развитием социальных сетей и разнообразных платформ и сервисов в цифровой среде Интернета» [6].
Все эти составляющие «цифровой» и не только технологической революции кардинальным образом видоизменяют всю конструкцию экономических, трудовых и социальных отношений в обществе, выдавливая значительную часть людей с рынка труда (и, соответственно, лишая их при этом источника существования). В докладе Всемирного экономического форума, опубликованном17 сентября 2018 года, констатируется, что развитие искусственного интеллекта, роботизации и других современных технологий приведёт к исчезновению 75 миллионов рабочих мест к 2022 году. И это касается не только низкоквалифицированной рабочей силы. Президент – Председатель Правления Сбербанка России Герман Греф в январе 2017 года на форуме в Давосе заявил, что «к 2025 году общая численность сотрудников Сбербанка может сократиться в два раза благодаря уходу услуг в цифровую сферу. Он же отметил, что «современным компаниям не нужны юристы без знаний в области искусственного интеллекта и понимания работы современных компьютерных технологий. По его словам, Сбербанк перестает брать на работу юристов, «которые не знают, что делать с нейронной сетью».
В целом же под реальной угрозой потери не только рабочих мест, но и утраты актуальности самой профессиональной квалификации находятся работники производственного сектора (промышленность, сельское хозяйство), сферы услуг (банковская и юридическая сферы, операции с недвижимым имуществом, туристические и сопутствующие услуги и др.), сектора государственного управления и даже социальной сферы (образовательные и медицинские услуги, услуги в сфере культуры и бытового досуга). И эта оборотная сторона влияния научно-технического прогресса на динамику развития общества. Именно эта сторона несет за собой целый ряд угроз общественной стабильности и физическому благополучию огромного количества людей. Ведь наряду с утратой источника существования граждане, оставшиеся за бортом достижений научно-технического прогресса, автоматически теряют профессиональный и служебный статус, компетенции, опыт и, самый главный и невосполнимый ресурс - время, которое было потрачено на достижение жизненного успеха и благополучия. Осознавая степень этой угрозы и ее глобальный характер, ведущие и наиболее экономически развитые государства мира пытаются предложить обществу альтернативные способы решения проблемы «всемирной» безработицы, одним из которых выступает концепция безусловного базового дохода[1]. Попытки экспериментального введения программы гарантированного базового дохода предпринимались многими развитыми государствами мира (Канадой, Финляндией, Германией, Нидерландами, США, Италией), но в конечном итоге не привели к ожидаемым результатам по причине не готовности основной массы людей, участвующих в программе, добровольно отказаться от трудовой функции и ограничиться жестко фиксированным государством размером дохода. Ведь трудовая деятельность человека, помимо получения источника физического существования, не в меньшей степени (если даже не в большей) важна с точки зрения социальной коммуникации, возможности профессиональной и личностной самореализации. Тем более, что на уровне Основного закона страны гражданам гарантированы такие фундаментальные права и свободы как право на труд и создание условий для полной занятости населения. В случае незанятости лица по не зависящим от него причинам ему гарантируется обучение новым специальностям и повышение квалификации с учетом общественных потребностей, а также пособие по безработице в соответствии с законом (ст.41 ТК РБ). И вот здесь мы вынуждены констатировать наличие системных угроз общественной устойчивости, в том числе с позиции бифуркации правовой системы государства. Что имеется ввиду. Первое, проникновение и быстрое распространение результатов научно-технического прогресса практически во все сферы общества объективно понуждает управомоченных государственных субъектов оперативно адаптировать уже сложившиеся общественные отношения в тех или иных областях под новую реальность, в том числе посредством трансформации целых правовых институтов (например, в настоящее время ведется подготовка изменений и дополнений в Гражданский кодекс Республики Беларусь, в том числе и на предмет имплементации в него положений Декрета от 21 декабря 2017г. №8 «О развитии цифровой экономики»). Если такие понятия как «токен», «криптовалюта», «смарт-контракт», «блокчейн» и другие до настоящего времени несли смысловую нагрузку для довольно узкой категории субъектов, чьи профессиональные интересы, как правило, находились в сегменте IT – сектора, и были формализованы с правовой точки зрения лишь в порядке эксперимента, то с принятием изменений в гражданское законодательство они становятся правовым императивом для всех без исключения субъектов гражданских правоотношений. Но, с учетом скорости внедрения новых правовых понятий и в гражданский (хозяйственный) оборот, и в социальные правоотношения, возникает закономерный вопрос о готовности их адекватного субъективного восприятия людьми (то есть, о формировании соответствующего уровня правосознания). Опережающий правосознание процесс «технологизации» общественных отношений представляет собой серьезную угрозу реализации, обеспечения и защиты субъективных прав граждан и, как следствие, социальной стабильности и устойчивости общества в целом. Как отмечает Л.В. Голоскоков «только что появившиеся в России риски именно цифровых технологий, когда мошенники освоили звонки якобы с телефонов Сбербанка и от имени служб безопасности банка получают у доверчивых граждан пароли и похищают деньги. Здесь мошенники опережают мышление законопослушных граждан, сотрудников технических отделов банков и других специалистов. Такое опережение мошенники проявляют всегда и всюду: они думают и действуют быстрее, опережая всех во времени на месяцы и годы, и пока специалисты найдут технологии противодействия, пройдет много времени, и тогда они придумают что-то новое и снова уйдут в отрыв. Технологии мошенничества изменились под стать цифровым – они стали столь же быстрыми и эффективными» [7, с.55].
Готовы ли сегодня правовая и правоохранительная система Республики Беларусь эффективно и адекватно отреагировать на потенциальные риски и угрозы «технологической революции» в части обеспечения и защиты субъективных прав и свобод граждан, экономических интересов субъектов хозяйствования – вопрос остается достаточно дискуссионным.
Второе, стремительное развитие научно-технического прогресса за последние годы, проникновение новых технологических решений практически во все области общественных отношений с новой силой актуализируют «вечную» проблему ценностного выбора модели взаимоотношения государства и личности. Такие фундаментальные конституционные права как право на неприкосновенность частной жизни, право на труд, право на образование, право собственности и другие, а также гарантии их реализации в трактовке положений универсальных международно-правовых актов, датированных прошлым столетием, вряд ли могут быть восприняты как современные, отвечающее текущему уровню эволюции общества и человека. «Действительно, персональные, особенно биометрические, данные, раскрывающие индивидуальные и личностные свойства человека, составляют группу важнейших естественных прав и неотъемлемых личностных характеристик. Поэтому, перенося эти характеристики в виртуальную реальность с помощью цифровых технологий, Big Data, человек, прежде всего как субъект права, становится чрезвычайно уязвимым и зависимым как перед правонарушителем, так и, что не исключено, перед самим государством. В виртуальной реальности человек должен иметь возможность контролировать свои данные на праве абсолютного владения, пользования и распоряжения ими. Но возможно ли это чисто технически? В связи с этим можно сказать, что государство по крайней мере программными и юридическими средствами обязано обеспечить человека, чтобы ими гарантировать личностную привязку данных к нему» [8, с.172].
Данные обстоятельства объективируют необходимость закрепления на уровне Основного Закона, наряду с естественными, политическими, социальными и культурными правами, целой группы так называемых «цифровых» прав и гарантий их реализации и защиты. Кроме того, требуется серьезное «переформатирование» деятельности республиканских органов государственного управления, формирующих и реализующих политику, прежде всего, в экономической и социальной сферах, с точки зрения прогнозирования последствий изменения модели общественного развития под влиянием процессов цифровизации и автоматизации. Занятость, образование, здравоохранение, управление, сфера производства, выполнения работ и оказания услуг – это экономический и социальный каркас общества, от которого зависит его устойчивость и прогрессивный эволюционный характер развития. Именно этот каркас уже меняется в режиме реального времени под влиянием достижений научно-технического прогресса. Одна из важнейших и первоочередных задач уполномоченных государственных органов заключается в адекватном и оперативном законодательном сопровождении процесса цифровой трансформации общества. Для этого необходимо четко определиться с моделью общественного развития в экономической и социальной сфере на ближнесрочную и среднесрочную перспективу и формализовать этот выбор на всех уровнях правового регулирования (начиная от Конституции, и заканчивая подзаконным и даже локальным уровнем). Если в экономической сфере развитие и использование новых прорывных технологий, безусловно, будет способствовать получению положительного результата, выражающегося в повышении производительности труда, увеличению валового внутреннего продукта, привлечению большего количества инвестиций и т.д., то в социальной сфере эффект может быть прямо противоположным, ибо легко прогнозируются излишки трудовых ресурсов и, как следствие, рост безработицы, потеря профессиональной квалификации, риски дигитализации реальности. Н.И. Касперская среди рисков дигитализации реальности указывает «роботизацию человека (его сознания), деградацию собственных компетенций и традиций, утрату тайны личной жизни и приобретение зависимости, потерю рабочих мест, высокую юридическую неопределенность, этические проблемы, рост социального отчуждения и снижение эффективности юридической ответственности и др.» [9] .
В этой связи крайне важной является разработка такой модели общественного развития, в которой правоотношения между государством и гражданином в части выполнения своих социальных обязательств основывались бы на принципе конституционного социального партнерства.
В правовой науке принцип социального партнерства принято рассматривать лишь в узком аспекте социально-трудовых отношений с обязательным участием профессиональных союзов работников (концепции бипартизма, трипартизма). Между тем, смысловая нагрузка принципа социального партнерства по своему предмету гораздо шире и должна охватывать практически все формы взаимодействия государства и личности. Этот концепт становится еще более актуальным в контексте стремительного развития новых технологий и все большего замещения человека на рынке труда автоматизированными системами и механизмами. Данная тенденция будет объективно способствовать уменьшению роли и значимости профессиональных союзов трудящихся в деле защиты прав и интересов работников, и, одновременно усиления роли государственных институтов по минимизации негативных последствий утраты трудовой функции и профессиональной компетенции значительного числа трудящихся. Причем при практической реализации этих государственных защитных «амортизаторов» принцип социального партнерства будет одним из основополагающих и ключевых не столько в сфере трудовых правоотношений (работник – наниматель), сколько в сфере конституционно-правовых отношений (государство – гражданин).
«Социальное партнерство строится на четко определенных правилах. Это социальное действие, основанное на чувстве человеческой солидарности и разделяемой ответственности за проблему. Можно сказать, что социальное партнерство возникает тогда, когда представители трех секторов начинают работать совместно, осознав, что это выгодно каждому из них и обществу в целом. Социальное партнерство зиждется: на заинтересованности каждой из взаимодействующей сторон в поиске путей решения социальных проблем; объединении усилий и возможностей каждого из партнеров для их реализации; конструктивном сотрудничестве между сторонами в разрешении спорных вопросов; стремлении к поиску реалистических решений социальных задач, а не к имитации такого поиска; децентрализации решений; отсутствии государственного патернализма; взаимоприемлемом контроле и учете интересов каждого из партнеров; правовой обоснованности «кооперации», предоставляющей выгодной каждой стороне и обществу в целом условия взаимодействия» [10].
Таким образом, влияние достижений научно-технического прогресса на общественное развитие обьективирует необходимость оперативной конституционно-правовой формализации правового регулирования общественных отношений, складывающихся в экономической и социальной сферах жизнедеятельности человека, с целью сохранения и реального наполнения гуманистическим содержанием положения о высшей ценности человеческой жизни.
Статья опубликована в научно-практическом журнале "ПРАВО.by"
Все интервью